Երուսաղեմի XIX դարի հայ պատրիարքների կնիքների արձանագրությունները և պատկերագրությունը

Abstract

Ряд архивных документов, относящихся к деятельности патриархов XIX века Армянского Апостольского Патриархата Иерусалима – Теодороса Ванеци (1801–1818), Габриила Никомедаци (1819–1840), Закарии Копеци (1841– 1846), Киракоса Иерусалимского (1846–1850), Оганнеса Змюрнаци (1850– 1860), Есаи Таласци (1864–1885), Арутюна Вехапетяна (1889–1910) – обобщенных в архиве Матенадарана им. Месропа Маштоца, имеют подверждающие печати. Формой тиснения на документе, обычаями их использования и изобразительными особенностями сцены Воскресения они представляют важный культурный пласт армянского Иерусалима. Как правило, печати армянских патриархатов использовались дольше, чем печати отдельных патриархов. Если использование личной печати ограничивалось периодом замещения престола патриарха или до конца его жизни, то официальная печать патриархата использовалась длительное время, иногда даже столетия, поскольку особых причин для ее смены не было. Это наблюдение позволяет наметить закономерности и основы использования институциональных и личных печатей. Преимущественно армянские надписи собранных печатей, вне зависимости от географической среды, сфер влияния разных культур, показывают, что они использовались во внутренней документации. В то же время разносторонние отношения Армянского Патриархата Иерусалима позволяют предположить, что печати на других языках должны были использоваться наряду с армянскими печатями. A number of archival documents relating to the activities of the XIX century patriarchs of Armenian Apostolic Patriarchate of Jerusalem - Theodoros Vanetsi (1801-1818), Gabriel Nikomedatsi (1819-1840), Zakaria Kopetsi (1841-1846), Kirakos of Jerusalem (1846-1850), Hovhannes Zmyurnatsi (1850-1860), Esai Talastsi (1864-1885), Harutyun Vehapetyan (1889-1910), summarized in the archive of the Matenadaran after Mesrop Mashtots, have confirming seals. By the form of embossing on the documents, the customs of their use, and with pictorial features of the Resurrection scene, they represent an important cultural layer of Armenian Jerusalem. As a rule, the seals of the Armenian patriarchates were used longer than the seals of individual patriarchs. If the use of the personal seal was limited to the period of replacement of the throne of the patriarch or until the end of his life, then the seal of the patriarchate was used for a long time, sometimes even centuries, since there were no special reasons for its change. This observation allows us to outline the patterns and basis for the use of institutional and personal seals. The predominantly Armenian inscriptions of the collected seals, regardless of the geographical environment, and spheres of influence of different cultures, show that they were primarily used for internal documentation, while the diversified relations of the Armenian Patriarchate of Jerusalem suggest that seals in the other languages were to be used alongside Armenian seals.